The end

В детстве очень большое значение для меня имело художественное оформление конца текста в книге. Например, когда богато проиллюстрированная сказка о Маше, весело драпающей от медведя, заканчивается хэппи-эндом, Маша возвращается домой, а под текстом виньетка - Машина кукла под Машиной лавкой в Машиной избе. Или в книжке про Бильбо Бэггинса под последнюю главу художник впихивает дымящуюся трубку, а на следующей странице, где содержание, такого же маленького дракона, игрушечного и совсем не впечатляющего, хотя в процессе дракон пердел огнем и был весьма грозен.
Каждый раз возникает ощущение, будто не то чтобы пришел лесник и всех прогнал, но закончилось что-то жизнеполагающее, и остается только пустой скучный вечер, в котором не происходит ничего интересного.

Я сейчас по работе ваяю масштабную виртуальную выставку про Энгельса. Он мне уже начал сниться и по большому счету в гробу я его видел, но сегодня поймал то же тоскливое чувство закончившейся сказки. Пока делал слайды о прижизненных изданиях, с портретами, фотографиями, карикатурами (оказывается, Энгельс неплохо рисовал), было некое ощущение присутствия. Да, он меня заебал, но вот - живой, ходит, что-то пишет, бухает с Марксом, где-то выступает. А потом добрался до советских библиографий и анализов литературного наследия, и вот где началась тоска. И незачем сюда лепить живые фотки Энгельса, а надо бы найти памятник ему да Марксу, а еще можно фотографию полного собрания сочинений на фон поставить... Пришел лесник, кончилась движуха, живой Энгельс превратился в мертвую стопку унылых книжек. Сказка вся, больше плесть нельзя.