Какая сука разбудила Ленина? (с)

Герцен плавно вращается в гробу.
Вчера у нас открылась выставка его имени. Под названием "Кого разбудил Герцен". Я вам скажу, кого он разбудил, он разбудил диавола, поскольку не явился вовремя на собственную выставку.
(Герцен, ты можешь ускориться)
В середине дня на полчаса забежало встрёпанное начальство и сообщило, что Герцен должен был стоять на выставке ещё вчера, поэтому я вам сейчас покажу, откуда его надо волочь к диаволу в котёл. Широким жестом указало на полки:
- Тут его много! Берите, что угодно, ставьте, как понравится, лишь бы было красиво и готово ко вчерашнему вечеру.
(Герцен, forte)
Герцена действительно было много. И до чего же он оказался убогим! Чтобы минимально забить витрины чисто для видимости, нужно 24 книги. За два часа я нашёл одиннадцать более-менее смотрибельных, из которых половину составляла герценовская "Полярная звезда". Я ибал ея как мог, одну "Звезду" я раскрыл на титуле, другую на предисловии, третью выставил обложкой с портретами воображаемых декабристов, с четвёртой поначалу затруднился, но потом выибал и её. И всё равно остался вагон свободного места.
(Герцен, fortissimo)
Пожалуй, пустые пыльные витрины, из которых только что вынули мазаринады, а под стеклом катаются клочья пыли и обрывки бумаги, выглядили позитивнее и наполненней, чем то, что я сотворил, поместив в них Герцена. Но пути назад не было, а свободное место, тем не менее, надо было чем-то забивать. Я выдохнул, вспомнил, что всё равно никто не придёт на это смотреть, и напихал на свободные места первые попавшиеся книжки. Как назло, через полчаса пришёл читатель и пожелал смотреть Герцена. И знаете что?! Прокатило!!!
Нет, Герцен, ты продолжай вращаться, не останавливайся. Потому что мне потом надо было нарисовать про всё это постыдное безумие афишу. Первым моим порывом было сваять советскую доску почёта, повесить над нею красный транспарант и на нём написать: "ИХ РАЗБУДИЛ ГЕРЦЕН". Но всё же момент, когда я уселся в фотошоп, был первым моментом, когда я за этот день наконец в принципе сел и мог испить чаю, а ветерок от вращающегося в гробу Герцена хоть немного освежал.
Я родил-таки ежа, ёж выглядел как утренний Герцен, желающий похмелиться, но вместо вожделенного стакана нащупывающий лишь разлагающуюся от времени бумагу. Но всё равно оно выглядело лучше, чем гипотетическая доска почёта.
После этого я закончился в принципе.