Колумбус Хризостомус Зоммервельт

Я о житейском и банальном - но по поводу сегодняшней "Ночи длинных ножей" в Москве
На хорошо знакомой мне станции метро завершился собянинский ремонт входов-выходов. Можно подвести итог.
Что было изначально? Подземный вестибюль, выходящий на облицованную позднесоветским мрамором площадку, от коей начинались два обычных подземных перехода. Там были ларьки - аптека, напитки-прикуски, сигареты, электротовары, колготки, флэшки, ремонт обуви и сумок, хлеб, журналы. Все это работало до десяти, а самое нужное - и до одиннадцати вечера, ярко освещалось, охранялось парой охранников, а к ночи убиралось пристанционными бомжами. Большая часть продавцов трудилась тут много лет, их знало полмикрорайона, а отношения с ними выстраивались самые человеческие: "вы это не берите, я хозяину уже сказала чтобы он это вернул, мне краснеть перед людьми не хочется". Сложилось целое людское сообщество со своими драмами - чего стоил роман продавщицы сигарет с хозяином ларька: страсти, достойные кинокамеры италиянского неореалиста! а как все вместе, продавцы и покупатели собирали на долгое житье в приюте для огромной престарелой псины, прибившейся к выходу из метро - все настоящее, живое, не фэйсбук-гламур.
Вдруг разом все исчезло, выход из метро закрыли, переход все лето долбили перфораторами, благородный мрамор куда-то канул, обнажив пыльные бетонные внутренности. Поверх грязи и таджикских строителей с полуразбитыми тачками повисли сверстанные каким-то очередным толстЫм татьянычем постеры, о том, что скоро тут будет чисто типа удобно и цивилизованно.
Скоро наступило примерно спустя год, а до того выход то открывался, то закрывался, пылиЩЩи и грязиЩЩи было полно, а приближение цивилизации ограничилось появлением какой-то видеопанели, показывающей рекламу хорошего человека Сергей Семеныча Собянина и его транспортных побед (впрочем, через неделю ее разбили) и модных и бессмысленных автоматов, надеющихся продать японские напитки японским же москвичам - вероятно, за йены, впрочем, этого никто пока что не проверил.
И вот драный строительный занавес - наконец - взвился, и даже можно сделать некие выводы о предложенной нашему вниманию новой трактовке сюжета.
Ларьки, разумеется, исчезли вслед за cтарым мрамором. Стены внешнего вестибюля и перехода покрыл какой-то серый фанерогранит: к своей вящей радости местная гопота выявила места, по которым ежели со всей дури въехать ногою, то на вид каменная нерушимая и монолитная стена проламывается, обнаруживая в своей основе хлипкую дощатую обрешетку. Вместе с ларьками пропали охранники, отверзлась милая сердцу нашего северного градоначальника прозрачная пустота. Однакож природа ее не терпит: на голых стенах нарисовались многочисленные надписи - и просто ни о чем, и о продаже миксов с номерами телефонов. Иногда их ненадолго смывают. Лишившиеся работы и присмотра бомжи стали в пустеющем с половины десятого длинном переходе пить водку из Пятерочки, разбрасывая объедки и приставая к прохожим. Идти вечером после работы за чем-то необходимым теперь некуда - в предлагающий протухший фарш и носки за 780 рублей "Перекресток" люди рады весело бежать за цивилизацией километр по темному, продуваемому всеми зимними ветрами и покрытому соляной слякотью городу только в воображении идиотов с Тверской. Днем, когда прохожих много, переход стал заполняться торгующими бабушками и какими-то мутными личностями с невнятными товарами. Раз в две недели некоторых из них задерживает изредка заезжающая полиция. Впрочем, вечерами ее ни одна из женщин, до коих в опустевшем и погрязневшем переходе докапываются бомжи, ни разу не видала.
Зачем на создание этого общего неудобства и на деградацию вполне обжитого социального пространства в кризис были потрачены огромные деньги - никто не собирается объяснять.